Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даида сочла его опасным и была права — не останови мы Ясу, неизвестно, что еще он бы натворил… скольких бы убил… К тому моменту уж давно минуло восстание Унира, и мне запрещено было иметь прислужников. Однако в тайне от Даиды и остальных я осмелился создать еще одного — последнего на данный момент, — которого нарек Ун. Взрастив и воспитав его в тайне, решил ужасно распорядиться судьбой несчастного — вложить ему в руки зачарованный клинок и приказать убить Ясу. Сам я не мог этого сделать, потому что иначе попал бы под суд Даиды за вмешательство в грандиозные события человеческой истории без ее согласия.
Юный прислужник все понимал, но не держал на меня зла — он оказался… слишком чистым и прекрасным для этого ужасного, ужасного мира козней богов и людей. Однако было в нем и мягкое своенравие — Ун не стал перечить мне открыто, но первым делом попытался поговорить с Ясу, образумить его. Что странно, мечник не стал нападать на него, как делал со всеми прочими божествами, а выслушал… но не принял его мольбы и идеи о мире. Ун не сдавался, а время утекало, и в конечном счете, скорбя под моим настойчивым давлением, вынужден был сделать это. Однако стоило только ему пронзить, казалось, Ясу, обезоруженного и утыканного стрелами по велению Ису, которого мне пришлось соблазнить слаженными речами о том, как опасен и неуправляем воин, как вдруг у сына Иаду хватило сил без особых трудностей вырвать сердце прислужника и раздавить его. После этого оба они погибли, и я, терзаемый неописуемо сильным горем, заточил души в два магических сосуда, ожидая удачного момента, когда смогу вновь вызволить их и позволить встретиться. Всегда гадал… какой же выйдет их встреча?.. спустя столько столетий… Они набросятся друг на друга? Обнимут? Пройдут мимо? Не узнают?.. Каждый раз разум рисовал одну картину краше другой, однако истинный ответ на вопрос я получил совсем недавно. Они, действительно, чувствуют друг к другу что-то. Я не могу с уверенностью сказать, что это любовь. Может… привязанность? Уважение? Интерес?..
Почти двадцать лет назад, когда я гостевал в столице у моего хорошего друга, Иро, он сообщил мне о его знакомой заклинательнице кисти по имени Унис — о том, как ее новорожденный мальчик слаб и, возможно, не доживет и до конца недели.
— Можешь ли ты помочь ему? — спросил он, когда мы сидели в одной из комнат дворца, распивали чай и курили трубки.
— Почему вдруг такая забота о простолюдинке? — немного подразнил и улыбнулся.
— Ее картина в свое время очень выручила моего старшего сына. Он сильно болел, ему каждую ночь мерещились кошмары и всякая погань, а стоило этой женщине нарисовать ему чудеснейшую гравюру с богиней Онмё, как зараза отступила, и мой мальчик поправился. Сейчас он — один из генералов, а не помоги тогда нам Унис, то… — мужчина мрачно замолчал.
Я усмехнулся. Не могу сказать, что такие картины и вправду обладают целительными свойствами — скорее, оказывают эффект самовнушения. Но да будет так — пускай считают, что гравюра и впрямь исцелила юнца.
— Не мог бы ты показать ее мне, дорогой Иро?
Брат короля, помнится, удивился, но приказал прислуге принести полотно… И ведь оно впрямь оказалось пропитано магической силой и… чувством обволакивающей заботы. Давненько не видывал, чтобы люди создавали что-то настолько сложное и прекрасное! Да и сама богиня изображена была на нем необычайно красиво — того гляди сойдет с гравюры и предстанет во плоти! Заметив мое изумление, Иро недоуменно вскинул бровь, затем усмехнулся.
— Ну и ну, ну и ну! Удивить самого Мори — должно быть, у этой женщины неописуемый талант.
— Воистину так, — кивнул, с интересом разглядывая гравюру.
Да, заклинателю кисти с таким талантом я мог бы позволить задуманное… Согласился помочь, и Иро организовал нам тайную встречу, на которой поприветствовал женщину, объяснил, кем являюсь, и предложить свой план. Сначала она была настроена недоверчиво, но стоило лишь показать ей сосуд с душой, как на лице заклинательницы отразился больший интерес. Она понимала, что если отринет мою просьбу, то ее новорожденному сыну не прожить долго, и дала согласие, невзирая на суровую суть нашего соглашения.
А состояло оно в том, чтобы вселить в тело умирающего младенца душу моего прислужника Уни. Чуть позднее я проделал то же самое с бастардом короля по имени Уджа. Конечно, Унис не знала о последнем — ей лишь сказал, что отныне она будет воспитывать одно из божество, и чтобы она хорошенько за ним приглядывала и многому научила. Уже тогда понимал, что, возможно, Уни не проживет долгую жизнь в этом теле, и теперь, когда затряслась под ногами земля, и явился Унир и сообщил мне о том, что телом младшего прислужника завладел Иаду, я с горечью понял… вот он — конец его существования в качестве сына Унис.
* * *
Сколько бы ни твердил себе не расстраиваться насчет неминуемого, все равно ощутил сильную тяжесть в груди, ком в горле, и в глазах появились слезы. Гостил я тогда вновь у Иро, однако более не во дворце, а его усадьбе в аристократическом районе. Из комнаты, где сидел, открывался вид на чудесный сад, вот только на этот раз вид рукотворной прелести нисколечко не обрадовал и не подарил прежнего облегчения. Спешно смахнув рукавом халата слезы, поднялся с пола и попросил прислугу принести мой посох.
— Значит, нам пора.
Унир, сидевший неподалеку на коленях в почтительном поклоне, выпрямился и непонимающе посмотрел на меня.
— Что вы намереваетесь делать, мастер?
— Не допустить гибели этих земель.
— Но что насчет мальчишки? — нахмурился Унир.
— Что насчет него?..
— Вы не собираетесь ему помочь?
— Я прослежу за тем, чтобы Иаду в его теле не натворил лишних дел.
— Мастер! — возмутился порывистый Унир. — Если все оставлять, как есть, он умрет!
Я помедлил, сверяя прислужника задумчивым взглядом. Да, он был прав… однако именно это…
— Мальчишка должен умереть, — слетело с моих губ. Возможно, более жестко, чем хотел.
На лице Унира отразилась смесь непонимания и ужаса.
— Но… но почему?!.. Мы… мы и так втянули его по самые уши! Из-за нас с ним произошла большая часть всего этого!
— Не из-за